– Райан, я вхожу.
– Уйди, – кричу я.
Он все равно открывает дверь. «Мило. Давай, входи», – думаю я.
Отец подходит к кровати и садится рядом со мной.
– Райан, я хочу с тобой поговорить.
– Пожалуйста, покороче, – я больше не хочу слышать о центрах или об операциях. Я просто хочу, что бы меня оставили в покое.
– Ну, нет. Ты выслушаешь то, что я должен сказать. Ты – мой сын, и я чертовски сильно тобой горжусь.
– Покороче, – издеваюсь я, сложив руки на груди.
– Уже. Ты отправился на войну и служил своей стране.
– Да, много хорошего это мне сделало, – вот бы он ушел.
– Слушай, сынок, тебе выпала дерьмовая карта, но, по крайней мере, ты вернулся домой, вернулся к нам. По крайней мере, ты здесь, – его голос повышается. – Сын, которого я воспитал, выжил. Мужчина, которого я воспитал – боец. И мне больно видеть, как легко ты так сдаешься.
– Я не знаю, что делать.
– Мы все здесь готовы тебе помочь. Мы не позволим тебе потерпеть неудачу. Думаю, тебе стоит проверить центр, о котором говорил доктор Джеймс, – его рука приземляется мне на плечо. – Что говорят Морские пехотинцы? Импровизируй, адаптируйся и преодолевай.
Я делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю.
– Я подумаю об этом.
И я действительно думаю всю следующую неделю. Это все, о чем я думаю, пока не осознаю, что он прав. Жизнь – отстой. Она тяжелая и отстойная. Она проверяет тебя раз за разом, и ты должен решать проблемы, никогда не должен сдаваться. Я – не трус. Я – морской пехотинец.
Я иду по дому, считаю шаги и использую окружающие предметы, как указатели, чтобы добраться до кухни.
Все другие чувства работают на полную катушку, но обоняние берет верх. Сначала я чувствую запах, а потом слышу. Усилилось даже осязание. Я никогда не знал, как ощущаются предметы в моей руке, пока не потерял зрение.
Я ощущаю в воздухе аромат блинов. Мягкое мурлыканье мамы позволяет мне понять, что она готовит.
– Привет, мама, – говорю я, найдя табуретку, чтобы сесть.
– Доброе утро. Ты хотел поехать в тот центр, о котором я тебе рассказывала?
О да. «Маяк Майами для слепых». Они, видимо, предлагают много чего. Проводят занятия, посвященные тому, как научиться о себе заботиться и о другом полезном дерьме, которое нужно знать. «Импровизируй, адаптируйся и преодолевай», – повторяю я мантру в голове.
– Да, я наконец-то готов.
После завтрака мы садимся в машину и отправляемся в центр.
Больше всего мне нравятся дни. Свет и тени танцуют перед моими глазами, сообщая мне, что мир все еще существует. А ночь меня пугает, именно тогда приходит чернота. Она делает меня неуверенным в себе. Когда я вечером ложусь спать, она заставляет меня хотеть никогда не проснуться.
Мама паркует машину, и я жду, чтобы она помогла мне войти в центр.
Войдя внутрь, я одновременно чувствую и ужас, и возбуждение.
– Я тебя запишу, – говорит мама. Пока ее нет, я слушаю окружающие меня звуки. Мое внимание привлекает водопад, расположенный неподалеку, щебетание птиц и низкий шум кондиционера. Эти звуки придают спокойствие, и я улыбаюсь, когда женский голос называет мое имя.
Женщина хватает меня за руку и уводит от матери.
– Как ты сегодня? – спрашивает она.
Честно говоря, я не знаю, как ответить.
– Наверное, я в порядке.
Мне открываются новые вещи, но я все еще не уверен, буду ли когда-нибудь готов принять все это.
«Молчание настоящего друга ранит больше, чем грубые слова врага»
Дензор
Почти месяц я не видела Райана и ничего от него не слышала. Хотя его мать держала меня в курсе дел, но все же, больше всего на свете мне хотелось быть рядом с ним.
Но, я даю ему пространство, по просьбе его матери.
Я чувствую запах печенья и иду в нашу причудливую кухню, где находится Лекси, стоящая над духовкой.
– Привет, – говорю я, прислонившись к столу. – Что делаешь?
– Пробую новый рецепт печенья с помадкой, который дала мне Кайла, – улыбается она с надеждой.
– Ну и как, получается?
– Гм, на самом деле не слишком хорошо, – скукоживается она, перемешивая тесто в миске из нержавеющей стали.
– Дай попробовать, – я подхожу и тыкаю пальцем в миску, чтобы подцепить немного теста. Подношу палец к губам и качаю головой. – Это не так уж плохо, – вру я.
– Спасибо, – она перестает перемешивать и вытирает руку о полотенце. – Слышала что-нибудь от Райана?
– Нет. Его мать говорит, что врачи настроены оптимистично. Он посещает центр для слепых. Они учат его самостоятельности.
– О, это хорошо, – она качает головой. – Подруга, даже представить себе не могу, через что он проходит. Он с тобой разговаривает? – она берет стакан воды, а я смотрю в окно.
– Нет, – шепчу я.
– Извини, Лиз. Хотелось бы мне сказать тебе что-нибудь правильное. И хотелось бы сделать так, чтобы вам обоим было хорошо.
– Нет, все нормально. Я чувствую то же самое. Я просто хочу делать что-нибудь.
– Я знаю, что это сложно. Но ты должна представить, через что он проходит. Конечно, было бы лучше, если бы ты была рядом с ним, несмотря ни на что. Не позволяй ему отталкивать тебя, – говорит Лекси с мягкой улыбкой.
Вздыхаю. Я всегда принимала происходящее как должное. Прошлой ночью я закрыла глаза и попыталась пройтись по своей квартире. Я сделала примерно три шага, а затем мной овладел страх.
Я закрываю глаза и оборачиваюсь.